Иван Никифорович встретил меня на пороге собственного дома , выглядит он просто великолепно: у столетнего мужчины ясный ум и прекрасная память. Кроме того,
у него до сих пор сохранилось нормальное зрение и слух.
Л. БЫЧКОВСКАЯ «ФАКТЫ» (Житомир).
Иван Никифорович встретил меня на пороге собственного дома , выглядит он просто великолепно: у столетнего мужчины ясный ум и прекрасная память. Кроме того,
у него до сих пор сохранилось нормальное зрение и слух.
Житомирянин Иван Якимчук в малейших подробностях(!) помнит свои встречи с императором Николаем II, а также с Троцким, Буденным, Ворошиловым, Молотовым, Калининым и Кагановичем
— Родился я девятого января 1910 года в селе Сербы Емильчинского района Житомирской области в семье богатого дворянина Никифора Якимчука, — вспоминает Иван Якимчук. — Отец служил полковником царской армии и получал приличное жалованье. Состояние нашей семьи позволяло матери не работать. К тому же мой дед Корнилий был достаточно состоятельным человеком. В его огромном кирпичном доме в селе Соколов сегодня находится средняя школа. Следует сказать, что среди наших прямых родственников — известнейшие в ту пору фамилии Мезенцевых и Терещенко.
Когда в 1914 году началась Первая мировая война, Никифор Якимчук отбыл на фронт. Его семья, жена и двое сыновей, отправились в Ковель Волынской области, где царскому полковнику дали квартиру. Спустя год Любовь Корниловна получила известие о том, что в город прибывает эшелон с ранеными, сопровождать которых будет ее муж.
— Мама взяла нас за руки и повела на вокзал, — вспоминает Иван Никифорович.
— Военный эшелон уже прибыл, раненых на носилках выносили из поезда. Неожиданно мама крикнула удивленно: «Царь?!» Император Николай II выступал перед бойцами, которые ожидали отправки на фронт. Он просил людей защитить родину, не отдать ее на поругание немецким солдатам. Царь стоял от меня метрах в трех, поэтому я хорошо смог его рассмотреть. Это был очень красивый мужчина средних лет, с маленькой бородкой и усами. Одет был Николай II в военный мундир, на котором красовались ордена и широкая лента через плечо. Царь был не один, а со своей дочерью. Пока император выступал, она раздавала раненым пряники и конфеты. Сладости несли в огромной корзине две монашки. Царская дочка, с виду лет семнадцати, брала горстями лакомства и сыпала их на носилки рядом с раненым. Бойцы знали, что это великая княжна, и благодарили ее, некоторые с огромным интересом рассматривали девушку.
Мать Ивана Якимчука, узнав, что ее муж не приехал, забрала детей и отправилась домой. Полковник увидел родных лишь через год, когда его отправили в город Новоград-Волынский готовить новобранцев к фронту и он взял с собой семью.
— Нам дали просторную квартиру на Бульварной улице, — продолжает Иван Никифорович. — Город мне понравился, он был довольно респектабельным и многолюдным. Я поступил в мужскую гимназию. Женская гимназия была неподалеку. Помню, как наблюдал из-за угла за аккуратными и гордыми девочками, которые после занятий неспешно шли домой.
— В 1917 году в город пришли «красные»,— рассказывает Иван Никифорович. — Начались грабежи и разбойные нападения, дети уже не ходили по улицам без сопровождения взрослых. Спустя год город заняли петлюровцы, которые безжалостно уничтожали местных жителей и жгли город. Помню, в 1918 году в ночь перед Пасхой они устроили «Варфоломеевскую ночь». По городу ходили вооруженные петлюровцы и в упор расстреливали евреев. Где найдут мужчину или женщину еврейской национальности, там и убьют: на улице, в доме, в погребе, в сарае. Самое ужасное, что в последующие несколько дней они запретили хоронить погибших. И только после вмешательства главного врача госпиталя и врача нашей гимназии местные жители смогли, наконец, по-человечески похоронить безвинно убитых.
Однажды петлюровцы согнали всех жителей на Сенную площадь. Оказались там и мы с братом Володей. Посреди площади мы увидели специально построенный помост. На нем стоял срубленный пень. Пока мы, малые дети, пытались понять, к чему это, на площадь привели одетого в нательное белье мужчину. К нему подошел палач, лицо у него было закрыто. Палач положил руку этого несчастного на пень и… отрубил ее топором. От увиденного многие ойкнули, многие закрыли лицо руками. Казненный был абсолютно спокоен: он не просился, не звал на помощь. Затем палач отрубил ему вторую руку, а когда отсек ногу, тот скончался. Уже мертвому истекающему кровью мужчине палач отрубил вторую ногу, а затем и голову. В ужасе мы с Володей бросились бежать с этого места. Помню, я долго не мог прийти в себя от увиденного. Позже мы узнали, что в тот день таким же образом были казнены еще четыре человека. Чем провинились эти люди перед петлюровцами, мне до сих пор неизвестно.
Через какое-то время город снова заняли «красные». Но местным жителям от этого легче не стало. Было разрешено каждому жителю, даже ребенку, носить оружие. Мирные обыватели стали стрелять друг в друга по малейшему поводу. Помню, был случай, когда ученик в классе навел на учителя револьвер только за то, что тот оставлял его на второй год.
Видимо, такое положение вещей людям надоело, потому что в городе появилась группа добровольцев, называющих себя «соколовцами». Они возобновили порядок и до августа 1918 года не пускали в Новоград-Волынский ни «красных», ни петлюровцев. В 1919 году город заняли немцы, а в 1920-м — польские войска.
К тому времени я уже окончил гимназию. Самое интересное, что занятия в гимназии продолжались при любой власти. Наша семья с 1917 года вынуждена была скрывать свое дворянское происхождение. «Красные» без суда и следствия расстреливали семьи «золотопогонников» и титулованных особ. В городском саду вырыли яму, в ней и хоронили дворян. Я бывал на том месте и был потрясен увиденным: из неглубокой могилы выглядывали руки, ноги и головы окоченевших трупов, едва присыпанных землей.
Понимая, что ожидает нашу семью, горячо любящие друг друга родители вынуждены были разойтись, чтобы сохранить жизнь мне и брату. Через много лет, в 1937 году, родственники отца нашли нас и сообщили, что он расстрелян. Для того чтобы выжить, мои родные тщательно скрывали свое происхождение. Признаюсь, я тоже очень долго не решался открыть семейную тайну детям и внукам.
— При какой власти людям жилось полегче, а когда особенно трудно?
— При царе было неплохо: порядок, спокойствие, работа, — отвечает Иван Никифорович.— Правда, пьяниц развелось очень много. Они валялись в канавах буквально на каждом шагу. Это было нормальным явлением. В лавках в то время практически все продавалось, а деньги имели настоящую цену. К примеру, в 1915 году за копейку можно было купить кило картофеля или один помидор. Лимон стоил 3 копейки. Килограммовая буханка хлеба продавалась за 7 копеек. Домашняя курица обходилась в 18 копеек, а килограмм свинины или говядины — 20-25 копеек. Фунт (почти полкилограмма. — Авт. ) печенья или конфет стоил рубль. Это было очень дорого, и не каждый мог себе позволить такую роскошь. Поэтому кавалеры покупали дамам именно сладости. Человек, у которого в кармане было 10 рублей, считался настоящим богачом. Я не знаю, сколько получали в то время учителя и врачи, но, помню, жили они лучше всех. Они имели не только самую высокую заработную плату, но и пользовались огромным уважением в обществе. Прохожие даже снимали перед ними шляпу. Да, хорошие были времена…
А вот сталинский период запомнился жуткими репрессиями. Уничтожали офицеров, помещиков и кулаков. Колхозы строились за счет имущества расстрелянных или сосланных на Колыму людей. Чтобы скрыть свое происхождение, нам приходилось часто менять место жительства. Так мы оказались в Житомире.
Как только пришел к власти Хрущев, он тут же освободил из лагерей тысячи людей. При нем народ, наконец, смог легко вздохнуть. О Брежневе можно разное говорить, но при нем было не так плохо. Хотя я никогда не любил советскую власть, но Горбачева, который окончательно ее развалил, не могу вспомнить добрым словом. Считаю, что он бездарно провел свою пресловутую перестройку.
— Какие вам запомнились законы?
— О них можно говорить долго. Но расскажу только о самых нелепых. К примеру, при царе детям запрещалось ходить… по тротуару. Без сопровождения взрослых они должны были передвигаться исключительно по проезжей части дороги. Законным считалось… взяточничество. Было правилом хорошего тона принести учителю или врачу взятку. Это могли быть яйца, масло, конфеты, деньги. Если доктору давали мзду за заботу о больном, то учителю за то, чтобы он… перевел ученика в следующий класс. Дети из бедных семей даже с хорошей успеваемостью могли несколько лет просидеть в одном и том же классе. У бездарного же ребенка сразу после визита в гимназию отца или матери резко улучшалась успеваемость.
— Кого из советских лидеров, военачальников вам удалось увидеть?
— Троцкого — в 1918 году в Новограде-Волынском. Он выступал с большевицкой речью на местной мебельной фабрике. Потом эту фабрику преобразовали в театр имени Троцкого.
Посчастливилось мне увидеться с самим Буденным. В июне 1920 года Первая конная армия выбила из Новограда-Волынского поляков. Времена были неспокойные, и мама отправила меня с братом к крестной, живущей в селе. По стечению обстоятельств, Буденный для постоя выбрал именно дом тети Груни. Тетя была богатой, они с мужем занимались пчеловодством и имели более трехсот пчелиных ульев!
Буденный пробыл у тети Груни несколько дней. Это был молодой довольно привлекательный мужчина. Очень веселый и задорный. Мне запомнились его огромные, растянутые в разные стороны, похожие на тараканьи, усы. Крестная имела лошадей и красивейшей породы жеребца. Ох и понравился он Буденному! Но тетя и слушать не хотела о том, чтобы его обменять или продать. Хочу отметить, что красноармейцы во главе с Буденным ничего не брали без спросу и вели себя в селе чрезвычайно скромно. Люди, доселе насмотревшиеся на разную власть, были приятно удивлены. Буденный моментально реагировал на жалобы, мог даже избить провинившегося красноармейца. Помню, как однажды боец случайно зацепил винтовкой кипящий самовар и опрокинул его на ноги моему брату. Как Буденный бил этого солдата! Тетя не выдержала и заступилась за красноармейца.
Дважды приходилось видеть Ворошилова. Первый раз в Киеве в 30-х годах на сельскохозяйственной выставке, на которую я пригнал свой трактор. Второй раз в Москве, в театре.
Служил я во флоте на Дальнем Востоке. Как-то попал в караул, ожидались высокие гости. Гляжу, среди высокого морского начальства, ко мне, дежурному, идут Молотов, Калинин и Каганович. Я узнал их по портретам. Мне запомнилось, что Калинин каждые два шага останавливался и зачем-то оглядывался — то через левое плечо, то через правое. Молотов шел уверенно, с высоко поднятой головой. Он и Каганович выступили перед моряками с речью. После их визита был уволен и отправлен на Колыму первый начальник штаба флота. Командующего Тихоокеанским флотом объявили врагом народа. Много тогда полетело голов…