Мыкола Байдужный.
Борис Георгиевич Шарварко (17.05.1929 - 31.05.2002) ,народный артист УССР (1984) , родился в Новограде-Волынском Житомирской области.
Директор и художественный руководителем Житомирского музыкально-драматического театра.
Директор Киевского театра опереты, заместитель директора Киевского театра им. Івана Франка.
C 1977 года — главный режисер фестивалей и культурных программ Укрконцерта (в 1976—1982 годах — одновременно главный режиссер Театра песни).
С 1992 года — генеральный директор и художественный руководитель Всеукраинского государственного центр фестивалей и концертних программ.
Это не биография Б.Г. Шарварко , а фрагменты его воспоминаний и воспоминаний о нем , его близких родственников и людей которых судьба свела с известным режиссером. В таких воспоминаниях всегда присутствует личностное отношение к человеку. Не всегда такие воспоминания искренни и правдивы. Очень хочется надеятся , что откликнутся люди знавшие по его жизни в Новограде-Волынском и поделятся своими воспоминаниями.
За 50 лет творческой деятельности , гений зрелищных программ , поставил более тысячи концертов. Большинство из них отмечено печатью его таланта и вдохновения. Его уважали и боялись , завидовали и искали благосклонности , но никто не оспаривал его профессиональных качеств.
Без преувеличения можно сказать - его знали не только в Украине, а и во всем Советском Союзе. Все знаменитые украинские артисты, певцы "прошли" через его руки. После получения самостийнсти Украины его начали обвинять в псевдофольклорности украинской культуры , так называеиой "шароварщины". Все мы прекрасно понимаем , что это чистой воды политическая конъюктура и ничего более. Хотя и сам Б.Г. Шароварко "отличился" в этом плане. Под его режессурой , в конце 80-х на конгрессе украинцев на сцене оперного театра появился жовто-блакитний прапор и прозвучал гимн «Ще не вмерла Україна».
Позже он так высказал свое мнение по этому поводу: "А как же наши слова про возрождение великой Украины? Где те, кто бил себя в грудь, что они патриоты Украины, и кричали «ганьба»? Где они? Детей они поустраивали за границу, получили все те привилегии, которыми возмущались."
Его сын Георгий вспоминает: "Папа была толстяком. В школе у него была кличка Глобус (в профессиональной деятельности , за частое употребление украинского слова зара - получил кличку Зара). Во время Второй мировой ему было 12 лет. Он нашел в лесу советский пулемет и решил с друзьями пострелять. В это время в Новоград-Волынский, откуда папа родом, заходили немцы. Услышали стрельбу и подумали, что их обстреливают красные. Развернулись с походного состояния в атаку, начали минометами обстреливать лесок. Такие истории отец часто вспоминал, когда дома собирались большие компании."
В молодости был «первым парнем на селе» — девчат сражал видным ростом , редкостным остроумием и бесшабашной смелостью. Страстно любил мотоциклы. Брат из Германии ему прислал настоящий Пежо , таких и не видел никто. Гонял так, что пыль стояла столбом. Потом сам купил Иж-49 . Однажды ,после совместной поездки, отливал холодной водой своего верного друга Авербуха. Поскольку тот от испуга не мог разжать пальцы на ручке. Такая же решительность и смелость в делах, поступках и словах осталась у Бориса Георгиевича на всю жизнь.
Вот одно его высказывание: "Балет Большого театра всегда славился буйным цветением гомосексуализма, но не закрывать же его из-за этого. В Украине всегда было полно гомиков среди актеров, но их за это с работы не выгоняли. Головы летели лишь у "голубых" руководителей, особенно если в постельные забавы вовлекались несоверешеннолетние. Когда на гастроли приезжает исполнитель этого окраса, его сразу выдает специфическое окружение. К примеру, у Махмуда Эсамбаева, Моисеева, того же Киркорова свита полностью состоит из им подобных."
Вспоминает артист Иван Попович: Присел я на приступочек и почувствовал, что развозить начинает. Если бы кто-нибудь из команды Бориса Георгиевича Шарварко, царство ему небесное, увидел меня, домой бы незамедлительно отправил. Но поскольку я остался незамеченным, то, пошатываясь, предстал пред очи высоких чинов и запел. Причем невпопад. Закончив петь, я должен был опуститься на колено и поклониться. На одно никак не получалось — опустился на два. Непонятно каким образом поднялся, отряхнул белые брюки и давай громко возмущаться: "Безобразие! Почему сцену не помыли? Почему такое неуважение к заслуженному артисту?" Мне в культурной форме сказали: "До свидания". Вежливо попросили лишь потому, что в зале находились люди из ЦК, Министерства культуры, члены правительства, ну и так далее. Короче, отправился я отдыхать.
На следующий день часа три принимал контрастный душ, отходил от вчерашнего. Приезжаю в Октябрьский на последний прогон. Гляжу: народ как-то вяло со мной здоровается, многие и вовсе сторонятся. Подхожу к Шарварко: "Борис Георгиевич, под каким номером я иду?". А он любезно так поворачивается и что есть мочи: "А ты, Ваня, идешь к е...ной матери!!! И надолго".
"Свою трудовую деятельность начинал в зеленом хозяйстве. Собственноручно высаживал портреты из цветов, «писал» почвопокровными растениями типа sedum-lidium в центре родного Новоград-Волынского: «Мистецтво належить народу»" - вспоминает Б.Г. Щарварко.
Пятнадцать он лет проработал директором Новоград-Волынского Дома Культуры. В его подчинении был народный театр (и сам в нем играл), ансамбль «Полесье», стадион, бар, водная станция, курсы по подготовке специалистов для села — хормейстеров, концертмейстеров, режиссеров. Композитор Пашкевич, который написал много хороших песен, в том числе «Степом, степом», везде говорит: «Я закончил академию имени Шарварко». Он у него год учился на курсах.
Он умудрялся привлекать к работе в провинциальным городе известных артистов и певцов , режиссеров Большого театра. Он хотел и умел быть первым. Ну и получал частенько за свое рвение не только благодарности. В 1957 году его хотели исключить из партии.
Страна готовилась к Всемирному фестивалю молодежи и студентов в Москве. Шарварко решил провести фестиваль в городе. Вот как он пишет об этом: Я провел разъяснительную работу, создали оргкомитет, разослали письма в разные страны. От Мао Цзедуна лично ответная телеграмма пришла. А из Польши целый вагон делегатов должен был приехать, ведь половина населения в Новоград-Волынске — поляки, это бывшая граница. Они пошли за визами в советское посольство, а там говорят, мол, ничего такого нет, не знаем. Позвонили в Москву, там тоже первый раз слышат, в Киев — понятия не имеют. Звонят в Новоград-Волынский первому секретарю горкома партии, а тот на меня имел зуб, потому что когда его избирали, я голосовал против. Естественно, он потер руки: «А ну-ка, Шарварко подать сюда...»
Я вообще-то не рассчитывал, что кто-то из иностранцев захочет приехать, тогда в нашем городе никто не видел живого негра, ведь только- только «занавес» открылся. А тут столько желающих. Короче, вызвали меня и приказали сообщить населению, что в связи с сельскохозяйственными работами праздник переносится, и время сообщим дополнительно. Ну, чтоб международного скандала не было. Пообещали, что на следующей неделе проведут. Я беру и составляю объявление, что фестиваль переносится. В горкоме как раз был начальник милиции, а милиция была через дорогу от редакции газеты «Радянський патрiот», и я его попросил объявление отдать в газету. Тот согласился. На другой день, как увидели в горкоме газету — такой скандал разразился — мамочки мои! «Кто вам разрешил указывать «следующую неделю»?! Тут же польских родственников полно, они сообщат, и снова те пойдут за визами! Мы же специально хотели не говорить дату, чтобы тихонько провести фестиваль!» Через два часа вызвали меня в горком на бюро. Записали строгий выговор и в наказание решили послать меня в самое отстающее село.
Я всегда старался был первым. У меня работал главным бухгалтером Беленький. Очень интеллигентный человек! По национальности еврей. У нас в Новоград-Волынском жило много поляков, евреев. Он ко мне обратился: у нас есть группа солидных людей, давайте создадим еврейский театр и поставим «Тевье-молочника». Я говорю: давай! У нас до войны ведь был украинский театр - почему нет? И мы создали театр еврейский. Нашли и режиссера, который до войны еще где-то играл. Но я еврейского языка не знаю. У меня был заместитель - Давид Авербух. Капитан, был ранен на войне Честнейший человек, скромнейший! Он знал еврейский язык. Он у нас парторгом был. Я говорю: знаешь что, Давид, я за тобой закрепляю этот театр. Приходи на репетиции, ты знаешь язык. Мало ли что? Я ведь не знаю, о чем они на еврейском языке говорят, а ты знаешь. Возьми пьесу.
И вот они уже репетировали. Скоро премьера… Вдруг звонок: «Кто вам позволил организовывать еврейский театр?» - «А почему я не могу?» - «Вы не понимаете национальной политики». - «А какая национальная политика? Почему поляки не могут петь песни на своем языке или евреи играть на своем языке? Шолом Алейхем разве запрещен?» - Да вы ничего не понимаете! (А еще совсем недавно было дело врачей-вредителей. ) Пошли со мной к секретарю. «Вы должны закрыть театр!» - «Нет, не буду». - «Тогда мы вас исключим из партии!» - «Ваше дело. Какие у меня основания закрывать?» - «Хорошо. Будем рассматривать ваше персональное дело».
Я подхожу к Дому культуры - все мои евреи прямо на входе стоят. «Мы знаем, что вы в горкоме… » - «Ничего закрывать не будут. Идите и репетируйте.» А случилось вот что. Мой заместитель, бывший артист, хотел меня подсидеть, и только я уехал, он стразу пошел в горком и на меня наговорил. И когда меня не было, они театр все-таки закрыли. Но они боялись открыто это делать хотели моими руками. Они знали, что люди относятся ко мне с уважением. Они боялись, что «Голос Америки» прознает. Так что это был мой первый выговор.
А елки какие мы устраивали! По Новограду шел карнавал от речки Случь, был фейерверк, все в карнавальных костюмах. Приходили в Дом культуры. Зал был на втором этаже, и когда там танцевали, потолок ходуном ходил. Он мне до сих пор снится: шатается и вот-вот провалится. На сцене сани, елочки стоят, кремлевская башня с часами. А в 12 часов через весь зал с балкона летит шар. Первый спутник, 1957 год. Летит через весь зал прямо на сцену, в сани. А в санях оркестр сидит. Спутник открывается, и оттуда выходит Новый год. Бой часов, «Елочка, расти и зажгись!» Вдруг на глазах у всех вырастает восьмиметровая елка и начинает крутиться, загораются лампочки. Все бегали на первый этаж смотреть, откуда елка вырастает. Обыграли все тексты. Все хорошо. Тосты - за первый советский спутник, за Новый год. И был звездочет - Афоничкин Юра, начальник цеха завода. Спутник опять должен был лететь. А этот Афоничкин стоял рядом и вдруг на ходу хватается за шар , хотел с ним полететь туда. Он с такой силой взялся, что трос оборвался. И шар этот хорошо, что он не над оркестром летел, падает и раскрывается. Зал, конечно, визжит! А Афоничкин поднимается и говорит: товарищи, вот так летают американские спутники!»
Фурцева, я вам скажу, была лучшим министром культуры Советского Союза. Она болела за работу. И к ней можно было прийти в любое время она всегда выслушает, поддержит, поможет. С ней не сравнить Демичева и других. Они все были временные, их посылали, чтобы как-то пересидеть. Я решил пригласить Фурцеву на наш праздник. А у нее была подруга Белла Бековна, заведовала самодеятельностью. И она Фурцеву уговорила приехать к нам. А Фурцева - член Президиума ЦК партии, член Политбюро. В Житомирском обкоме партии как узнали, схватились за голову. Ведь она должна была ехать из Житомира до Новограда , а там поля все желтые, заросшие бурьяном…
Расскажет на Политбюро, и секретаря обкома выгонят! И принять-то у нас ее негде. Меня вызывает первый секретарь горкома: «Ти нащо запросив Фурцеву? А в тебе є де покласти її спати? А в тебе є туалет? При готелi нi одного туалету нема! Там стоїть будка на вулицi, бiля рiчки Случ вона туди буде ходити?» Потом мы с ней много раз встречались в Москве на концертах, фестивалях, на разных праздниках. Последний раз мы с ней были в Ялте, на большом концерте, выступали все звезды Советского Союза - Богатиков, Гуляев, Магомаев, Синявская. Конечно, они хотели петь модные, современные песни в стиле «е-е-е». А это тогда считалось пошлятиной. Фурцева терпеть не могла песни без слов «Ла-ла-ла» или еще что-то подобное. Когда закончилась репетиция, она выходит на сцену, все вокруг нее вьются, а она говорит: «Юра (Гуляеву), что ты пел? Ты?!» (он пел «Семеновну». ) «Ты солист Большого театра, народный артист Советского Союза. А Магомаев какую-то «Свадьбу» пел. И как пошла-а вразнос. «Юра, я тебя подняла. Я тебя прошу… »
В результате все пели «что надо»: «Он сказал: поехали!», «Подмосковные вечера». Японский великоле-епный мужской квартет пел «Полюшко-поле». Потом все вместе: «Песня советская звучит над земным шаром». Фурцева просто млела от удовольствия! А потом был прием. И Фурцева сказала: «Я хочу поднять тост за того, кто их научил, что надо петь. Я лично хочу с ним выпить». Я выхожу, иду, все замерли - «Давай поцелуемся!» Мы с ней расцеловались, а у меня руки, ноги дрожат. Вот такое мое знакомство.
Твоческие успехи Б.Г. Шарварко были замечены наверху. Вот что вспоминает бывший в то время министромом культуры УССР Ростислав Владимирович Бабийчук: Вообще был такой период, когда для того, чтобы поднять художественный уровень коллективов, приходилось менять многих руководителей. Тогда же я "нашел" и Бориса Шарварко, который руководил самодеятельностью Новоград-Волынска и на смотрах его коллективы всегда занимали первые места. В 1960 году он даже получил орден "Знак Почета".
Б.Г. Шарварко: Кто-то ТАМ, наверху, помогает мне постоянно. Например, проводим первую «Киевскую весну». Погода плохая, надо отменить, люди раздеты, дети. Мы собрали колонну, она должны идти по Крещатику, потом через весь город, и только потом уже концерт. Я говорю: ничего отменять не будем. Будет погода! В шесть часов запланировал проход, ровно без десяти шесть тучи расходятся, появляется солнце. И вся колонна идет. Все таки-ие глаза делают! Такое не один раз было! 1992 год. Остров Хортица. Концерт, посвященный 500-летию казаков. Торжественное шествие, идут казаки, и вдруг над ними появляется огромный, ровный точно на параде клин журавлей. Все смотрят наверх. Кравчук стоит рядом: «Це у вас по сценарiю заплановано?» Я говорю: «Это души тех людей» Журавли прилетают где-то в апреле, а уже июнь - они птенцов высиживают.
Частенько летом мы с Борисом Георгиевичем усаживались на качели, - говорит супруга режиссера Александра Александровна. -
К нам на колени запрыгивала наша любимица белоснежная кошечка Астра, и под скрип качелей решали свои проблемы или просто молчали, вслушиваясь в нехитрые
сельские звуки. Муж иногда журит
меня, что мол, «мешала» ему раньше заиметь такую дачу, всегда «сманивала» в мамин дом в Новых Петровцах. А я его успокаиваю: «Раньше ведь трудно было построить
что-либо приличное. Не дачи, а курятники разрешали сооружать».
Симпатичный трехэтажный дом четы Шарварко стоит в двадцати километрах езды от столицы. Ни сверху, ни внутри нет «мраморной» роскоши, которую позволяют себе «новые» украинцы. Но все же дача Шарварко выглядит добротно благодаря тонкому вкусу ее хозяев: все здесь продумано - от лоскутка земли у входа, на котором растут симпатичные елочки, до флагштока над прелестной беседкой. Борис Георгиевич несколько раз в году поднимал здесь флаг, но особый - дачный.
Этот флаг на день рождения вышили мне сотрудники, - рассказывает режиссер. - Частенько летом совещания мы проводим у меня на даче. Обсудим дела, а затем каждый находит себе занятие по душе. У меня есть бильярдный и теннисный столы, шашки, шахматы. Занятий хватает - за целый день не соскучишься!
Хозяин обожает играть в бильярд. Другие взрослые игрушки, как замечает его супруга, в силу специфики характера ему не подходят. "Борис Георгиевич взрывной, как вулкан", - признается Александра Александровна. "Он и на рыбалке спокойно посидеть не может - все куда-то бежит, суетится, старается что-то сделать."
Самая большая роскошь на даче Шарварко -это цветы. Борис Георгиевич решительно сказал: «Никакой картошки!» Одних только роз у режиссера сто тридцать кустов. Кроме того, гиацинты, тюльпаны, гладиолусы, георгины. В больших белых вазах во дворе растут аспарагусы, пеларгонии.
Мы сидим на кухне, пьем душистый малиновый чай и ностальгически вспоминаем лето. Дом наполнен приятным теплом: пока мы с Александрой Александровной любовались с балкона местным пейзажем, Борис Геориевич успел принести дрова и протопить камин.
Вроде нехитрое это дело - разжечь камин. Но попробуй сделать это одной спичкой! - гордится режиссер. Несколько лет назад супруги Шарварко запаслись топливом на всю зиму: им так нравилось возвращаться после работы не в городскую квартиру, а в свой дом. Увы, пока ничего не получается - тепла хватает только на полночи. А осенью и зимой супруги обязательно несколько раз в месяц приезжают сюда, чтобы обогреть дом. Когда в камине поднимаются дружные языки пламени, а за окном вовсю танцует осенний листопад, особенно приятны воспоминания о лете.
Композитор Юрия Рыбчинский вспоминает: Борис Шарварко. Сказал: "Напиши песню, посвященную Блохину". Мы с поэтом Г. Татарченко предложили "Виват, король" и "Пилигрим". Когда Шарварко услышал на репетиции "Виват, король", он сказал: "Это финал концерта". Концерт состоялся во Дворце спорта песню исполнила юная Тамара Гвердцители. Олег, конечно, не ожидал. Он держал на руках дочку, из глаз брызнули слезы. Олег заслонился маленькой Ирой. Песня попала в точку.
Даниил Фридман директор светомузыкальный театра: Привлечь театр к участию в престижных мероприятиях помог известный режиссер-постановщик массовых зрелищ Борис Шарварко. В 1984 году он от кого-то узнал о начинающем коллективе и приехал в Ужгород, чтобы увидеть лазерное шоу.
Борис Шарварко явился без предупреждения и заявил: "Ребята, покажите мне спектакль!" Я был очень удивлен самоуверенностью незваного гостя: получается, мы должны сыграть спектакль для одного человека? "Покажите, - настаивал он. - Вы вообще знаете, кто я? Главный режиссер Минкультуры УССР!" Документов я не проверял, но спектакль показал. На прощание Шарварко сказал, чтобы мы готовились в ближайшее время приехать на выступление в Киев. Я, признаться, отнесся к его посулам без энтузиазма. Но однажды утром меня пригласили в обком партии, даже прислали за мной белую "Волгу". В обкоме встретили как желанного гостя, сказали, что давно знают как талантливого режиссера, мол, только таких область делегирует в столицу для участия в правительственном концерте.
Певица, народная артистка Украины Лидии Видаш, та самая, которая сделала в 70-е годы всесоюзными хитами песни «Черемшина» и «Маричка», вспоминает.
«Он ставил все правительственные концерты и потому был значимой фигурой на нашем культурном Олимпе. Эдакий Божок. Зевс. Хотя у него была своя кличка «Зара» Он был страшный бабник. Ни одной певички не пропускал. Кто-то получал от него квартиры и звания. А кто-то — немилость. Как я, например. Ялта. Фестиваль «Крымская весна». 11 часов вечера. Мы с мужем уже укладываемся у себя в номере. Звонок. Шарварко.
— Лидуся! Зара до мене зайды. Захожу к нему в «люкс». Стол накрыт. Шампанское.
— У вас гости, Борис Георгиевич?
— Ни, я тебе чекаю. Зара посыдымо.
Слово за слово, и я догадываюсь, зачем он меня вызвал. Я человек тактичный, но и мое терпение не безгранично.
— Я так понимаю, что должна с вами переспать?
— Для того чтобы иметь будущее, надо со мной дружить. Звание получишь, квартиру.
И я ему ответила: «Если я проснусь ночью рядом с вами, то получу инфаркт».
Наверное, он обиделся, потому что утром на репетиции при всех он ко мне придирался. Ну, я ему и сказала при всех:
«Я не учу вас режиссуре. Не учите меня петь».
После этого на концерты меня уже не приглашали. Как-то позже министр культуры Юрий Александрович, фамилию не помню — у него были такие васильковые глаза, —
увидев меня, спросил, почему меня не видно на концертах?
— Я не дружу с Шарварко, — ответила я. Министр опустил глаза.
Как бы кто не относился к Б.Г. Шарварко - надо признать , что он сделал очень много для украинской культуры. Хочется надеяться, что в городе
появится достойный продолжатель дела Бориса Георгиевича.